Неточные совпадения
Скотинин. Митрофан по мне. Я сам без того
глаз не сведу, чтоб выборный
не рассказывал мне историй. Мастер, собачий сын, откуда что берется!
Анна,
отведя глаза от лица друга и сощурившись (это была новая привычка, которой
не знала за ней Долли), задумалась, желая вполне понять значение этих слов. И, очевидно, поняв их так, как хотела, она взглянула на Долли.
— Ну, а ты что делал? — спросила она, глядя ему в
глаза, что-то особенно подозрительно блестевшие. Но, чтобы
не помешать ему всё рассказать, она скрыла свое внимание и с одобрительной улыбкой слушала его рассказ о том, как он
провел вечер.
То же самое думал ее сын. Он
провожал ее
глазами до тех пор, пока
не скрылась ее грациозная фигура, и улыбка остановилась на его лице. В окно он видел, как она подошла к брату, положила ему руку на руку и что-то оживленно начала говорить ему, очевидно о чем-то
не имеющем ничего общего с ним, с Вронским, и ему ото показалось досадным.
Печорин в задумчивости
не сводил с нее
глаз, и она частенько исподлобья на него посматривала.
Уже он видел себя действующим и правящим именно так, как поучал Костанжогло, — расторопно, осмотрительно, ничего
не заводя нового,
не узнавши насквозь всего старого, все высмотревши собственными
глазами, всех мужиков узнавши, все излишества от себя оттолкнувши, отдавши себя только труду да хозяйству.
Манилов долго стоял на крыльце,
провожая глазами удалявшуюся бричку, и когда она уже совершенно стала
не видна, он все еще стоял, куря трубку.
Чичиков уверил ее, что
не завезет, и Коробочка, успокоившись, уже стала рассматривать все, что было во дворе ее; вперила
глаза на ключницу, выносившую из кладовой деревянную побратиму [Побратима — «шарообразный сосуд деревянный, с узким горлом; кладут мед, варенье».
Однообразный и безумный,
Как вихорь жизни молодой,
Кружится вальса вихорь шумный;
Чета мелькает за четой.
К минуте мщенья приближаясь,
Онегин, втайне усмехаясь,
Подходит к Ольге. Быстро с ней
Вертится около гостей,
Потом на стул ее сажает,
Заводит речь о том, о сем;
Спустя минуты две потом
Вновь с нею вальс он продолжает;
Все в изумленье. Ленский сам
Не верит собственным
глазам.
Так мысль ее далече бродит:
Забыт и свет и шумный бал,
А
глаз меж тем с нее
не сводитКакой-то важный генерал.
Друг другу тетушки мигнули,
И локтем Таню враз толкнули,
И каждая шепнула ей:
«Взгляни налево поскорей». —
«Налево? где? что там такое?» —
«Ну, что бы ни было, гляди…
В той кучке, видишь? впереди,
Там, где еще в мундирах двое…
Вот отошел… вот боком стал… —
«Кто? толстый этот генерал...
Володя, Ивины, молодой князь, я, мы все были влюблены в Сонечку и, стоя на лестнице,
провожали ее
глазами. Кому в особенности кивнула она головкой, я
не знаю, но в ту минуту я твердо был убежден, что это сделано было для меня.
Она все сидела в головах милых сыновей своих, ни на минуту
не сводила с них
глаз и
не думала о сне.
— Кто ты? Коли дух нечистый, сгинь с
глаз; коли живой человек,
не в пору
завел шутку, — убью с одного прицела!
Матрос и Меннерс сидели к окну спиной, но, чтобы они случайно
не повернулись, Грэй имел мужество
отвести взгляд на рыжие
глаза Хина.
Серые и радужные кредитки,
не убранные со стола, опять замелькали в ее
глазах, но она быстро
отвела от них лицо и подняла его на Петра Петровича: ей вдруг показалось ужасно неприличным, особенно ей, глядеть на чужие деньги.
Раскольников сел,
не сводя с него
глаз.
Он ничего
не мог выговорить. Он совсем, совсем
не так предполагал объявить и сам
не понимал того, что теперь с ним делалось. Она тихо подошла к нему, села на постель подле и ждала,
не сводя с него
глаз. Сердце ее стучало и замирало. Стало невыносимо: он обернул к ней мертво-бледное лицо свое; губы его бессильно кривились, усиливаясь что-то выговорить. Ужас прошел по сердцу Сони.
Она уставилась было взглядом на золотой лорнет Петра Петровича, который он придерживал в левой руке, а вместе с тем и на большой, массивный, чрезвычайно красивый перстень с желтым камнем, который был на среднем пальце этой руки, — но вдруг и от него
отвела глаза и,
не зная уж куда деваться, кончила тем, что уставилась опять прямо в
глаза Петру Петровичу.
Но теперь, странное дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые — он часто это видел — надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по
глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть, что он чуть
не плачет, а мамаша всегда, бывало,
отводит его от окошка.
Порфирий Петрович тоже ни разу
не свел с него
глаз во все время.
— Помню, батюшка, очень хорошо помню, что вы были, — отчетливо проговорила старушка, по-прежнему
не отводя своих вопрошающих
глаз от его лица.
Мармеладов был в последней агонии; он
не отводил своих
глаз от лица Катерины Ивановны, склонившейся снова над ним. Ему все хотелось что-то ей сказать; он было и начал, с усилием шевеля языком и неясно выговаривая слова, но Катерина Ивановна, понявшая, что он хочет просить у ней прощения, тотчас же повелительно крикнула на него...
— Стало быть, я с ним приятель большой… коли знаю, — продолжал Раскольников, неотступно продолжая смотреть в ее лицо, точно уже был
не в силах
отвести глаз, — он Лизавету эту… убить
не хотел… Он ее… убил нечаянно… Он старуху убить хотел… когда она была одна… и пришел… А тут вошла Лизавета… Он тут… и ее убил.
Он
отвел глаза и прошел, как будто ничего
не замечая.
Кабанова. Да во всем, мой друг! Мать, чего
глазами не увидит, так у нее сердце вещун, она сердцем может чувствовать. Аль жена тебя, что ли,
отводит oт меня, уж
не знаю.
Комета ли идет —
не отвел бы
глаз! красота! звезды-то уж пригляделись, всё одни и те же, а это обновка; ну, смотрел бы да любовался!
Вертит хвостом, с Вороны
глаз не сводит,
И говорит так сладко, чуть дыша:
«Голубушка, как хороша!
«Слышь ты, Василиса Егоровна, — сказал он ей покашливая. — Отец Герасим получил, говорят, из города…» — «Полно врать, Иван Кузмич, — перервала комендантша, — ты, знать, хочешь собрать совещание да без меня потолковать об Емельяне Пугачеве; да лих, [Да лих (устар.) — да нет уж.]
не проведешь!» Иван Кузмич вытаращил
глаза. «Ну, матушка, — сказал он, — коли ты уже все знаешь, так, пожалуй, оставайся; мы потолкуем и при тебе». — «То-то, батька мой, — отвечала она, —
не тебе бы хитрить; посылай-ка за офицерами».
Возьмет он руку, к сердцу жмет,
Из глубины души вздохнет,
Ни слова вольного, и так вся ночь проходит,
Рука с рукой, и
глаз с меня
не сводит. —
Смеешься! можно ли! чем повод подала
Тебе я к хохоту такому!
Базаров говорил все это с таким видом, как будто в то же время думал про себя: «Верь мне или
не верь, это мне все едино!» Он медленно
проводил своими длинными пальцами по бакенбардам, а
глаза его бегали по углам.
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский,
провожая седыми
глазами маленького, но важного гимназиста, который
не торопясь переходил с угла на угол.
Клим пораженно
провожал глазами одну из телег. На нее был погружен лишний человек, он лежал сверх трупов, аккуратно положенных вдоль телеги, его небрежно взвалили вкось, почти поперек их, и он высунул из-под брезента голые, разномерные руки; одна была коротенькая, торчала деревянно и растопырив пальцы звездой, а другая — длинная, очевидно, сломана в локтевом сгибе; свесившись с телеги, она свободно качалась, и кисть ее, на которой
не хватало двух пальцев, была похожа на клешню рака.
«Конечно, она живет
не этой чепухой», — сердито решил Самгин,
проводив глазами ее статную фигуру. Осмотрел уютное логовище ее, окованную полосами железа дверь во двор и живо представил, как Марина, ночуя здесь, открывает дверь любовнику.
Кучер, благообразный, усатый старик, похожий на переодетого генерала, пошевелил вожжами, — крупные лошади стали осторожно спускать коляску по размытой дождем дороге; у выезда из аллеи обогнали мужиков, — они шли гуськом друг за другом, и никто из них
не снял шапки, а солдат, приостановясь, развертывая кисет,
проводил коляску сердитым взглядом исподлобья. Марина, прищурясь, покусывая губы, оглядывалась по сторонам, измеряя поля; правая бровь ее была поднята выше левой, казалось, что и
глаза смотрят различно.
Клим ушел от этих людей в состоянии настолько подавленном, что даже
не предложил Лидии
проводить ее. Но она сама, выбежав за ворота, остановила его, попросив ласково, с хитренькой улыбкой в
глазах...
Лидия пожала его руку молча. Было неприятно видеть, что
глаза Варвары
провожают его с явной радостью. Он ушел, оскорбленный равнодушием Лидии, подозревая в нем что-то искусственное и демонстративное. Ему уже казалось, что он ждал: Париж сделает Лидию более простой, нормальной, и, если даже несколько развратит ее, — это пошло бы только в пользу ей. Но, видимо, ничего подобного
не случилось и она смотрит на него все теми же
глазами ночной птицы, которая
не умеет жить днем.
Лицо этого человека показалось Самгину таким жутким, что он
не сразу мог
отвести глаза от него.
Матрена. Тут близехонько. Только он
не прямо ходит, а круг большой делает, чтобы соседям виду
не показать. Таково далеко уйдет, да потом и воротится переулками:
глаза отводит.
Обломов был в том состоянии, когда человек только что
проводил глазами закатившееся летнее солнце и наслаждается его румяными следами,
не отрывая взгляда от зари,
не оборачиваясь назад, откуда выходит ночь, думая только о возвращении назавтра тепла и света.
Он молча поцеловал у ней руку и простился с ней до воскресенья. Она уныло
проводила его
глазами, потом села за фортепьяно и вся погрузилась в звуки. Сердце у ней о чем-то плакало, плакали и звуки. Хотела петь —
не поется!
— Пойдем, душенька, — торопливо говорила она,
не отводя от иконы
глаз и спеша договорить святые слова.
Он накрепко наказал Захару
не сметь болтать с Никитой и опять
глазами проводил последнего до калитки, а Анисье погрозил пальцем, когда она показала было нос из кухни и что-то хотела спросить Никиту.
«Увяз, любезный друг, по уши увяз, — думал Обломов,
провожая его
глазами. — И слеп, и глух, и нем для всего остального в мире. А выйдет в люди, будет со временем ворочать делами и чинов нахватает… У нас это называется тоже карьерой! А как мало тут человека-то нужно: ума его, воли, чувства — зачем это? Роскошь! И проживет свой век, и
не пошевелится в нем многое, многое… А между тем работает с двенадцати до пяти в канцелярии, с восьми до двенадцати дома — несчастный!»
Она требовала ответа о здоровье. Обломов, написав ответ, сам отдал его Никите и прямо из передней выпроводил его на двор и
провожал глазами до калитки, чтоб он
не вздумал зайти на кухню и повторить там «клевету» и чтоб Захар
не пошел
провожать его на улицу.
Он мучительно
провел глазами по потолку, хотел сойти с места, бежать — ноги
не повиновались. Хотел сказать что-то: во рту было сухо, язык
не ворочался, голос
не выходил из груди. Он протянул ей руку.
— Ну, вот теперь попробуй — закрой
глаза, дай руку; ты увидишь, как я тебя
сведу осторожно: ты
не почувствуешь страха. Давай же, вверься мне, закрой
глаза.
—
Не пойду! — подтвердила она тихо,
отводя глаза от образа.
По стенам портреты: от них
не уйдешь никуда — они
провожают всюду
глазами.
Чем он больше старался об этом, тем сильнее, к досаде его, проглядывало мелочное и настойчивое наблюдение за каждым ее шагом, движением и словом. Иногда он и выдержит себя минуты на две, но любопытство мало-помалу раздражит его, и он бросит быстрый полувзгляд исподлобья — все и пропало. Он уж и
не отводит потом
глаз от нее.
Кузина твоя увлеклась по-своему,
не покидая гостиной, а граф Милари добивался
свести это на большую дорогу — и говорят (это папа разболтал), что между ними бывали живые споры, что он брал ее за руку, а она
не отнимала, у ней даже
глаза туманились слезой, когда он, недовольный прогулками верхом у кареты и приемом при тетках, настаивал на большей свободе, — звал в парк вдвоем, являлся в другие часы, когда тетки спали или бывали в церкви, и,
не успевая,
не показывал
глаз по неделе.